Глава из книги Джаудата Файзи «Күңелем кыллары» (на татарском языке) и глава из книги «Джаудат Файзи» Мидхата Файзуллина (на русском языке).
Источником информации для написания обеих глав явилась автобиография Хариса Файзи.
Прочтение этих двух рассказов побудило меня в своё время написать статью «Истоки таланта и рыцарского духа».
Размещаем страницы книги Джаудата Файзи «Күңелем кыллары».
Страницы из неопубликованной книги Мидхата Файзуллина «Джаудат Файзи».
«ОТЕЦ БЫЛ ДЛЯ НАС ОБРАЗЦОМ»
Вряд ли можно вести повествование о жизни человека без рассказа о влиянии родителей на его развитие и формирование. Поэтому я счел нужным вкратце написать о нашем отце Харисе Файзи.
- Палубный пассажир.
В январе 1891 года смуглый молодой человек, одетый в длинное пальто из недорогого черного сукна, в меховой шапке и в брюках, заправленных в голенище добротных сапог, взошел на борт долгожданного корабля.
Из Севастополя в Стамбул корабли отправлялись только один раз в неделю. Опаздал всего на один день, но в легендарном городе провел время не зря. Здесь было что посмотреть и расширить свои познания по истории славы русского флота и воинства, отличившихся при Севастопольской обороне. Беспокоило его не только то, что каждый прожитый день в ожидании корабля опустошал и без того его тощий кошелек.
До Севастополя ему пришлось проделать долгий путь. Трое суток на лошадях от Чистополя до Самары, а затем поездом в вагоне IV класса.
Пересадок было несколько, следовательно, были и ночевки в ожидании поезда в залах вокзалов для людей низшего сословия. На седьмые сутки доехал до Киева. Его поразило величие города, вид его церквей и соборов, торговые ряды, большое движение на улицах. Впервые он увидел ярко освещенные электрическими лампочками улицы, магазины и дома богатых. Восхищенно смотрел и на трамвай, который быстро катился по рельсам, без конной тяги. В деревне Шахмай, откуда он был родом, и керосиновая лампа была редкостью, избы в зимние вечера освещали свечками, а то и лучиной.
Наконец, он прибыл в Севастополь. В городе его поразило большое количество судов разных назначений, особенно военные корабли в бухте и на рейде.
Наступил долгожданный день отъезда. Он на корабле. Как пассажир IV класса устроился на палубе между бочками и тюками. Когда судно вышло в открытое море, началась качка. Багажным ремнем привязал себя к какой-то корабельной детали, чтобы не упасть за борт, и мучился, забываясь на короткое время. Почти через сутки, когда качка заметно уменьшилась, поднялся и увидел горы. Это была Турция. В Босфоре корабль посетили представители властей и провели карантийный осмотр. После этого еще один час плавания, и корабль встал на рейде недалеко от Стамбула. Судно окружили многочисленные лодочники. Каждый из лодочников старался перекричать другого, завлекая к себе пассажиров. Наконец, берег, земля под ногами.
То ли от голода, то ли от качки кружилась голова, туманилось и пестрило в глазах. Трудно было ориентироваться в сутолоке: шум, говор многоликой толпы, крики кучеров фаэтонов и ломовых, носильщиков и грузчиков. Постоял, опираясь на гору сложенных ящиков, пока его не толкнули и не спросили: «Что стоишь, шакирд, или очумел? Тебе куда нести поклажу?» Это обратился один из портовых рабочих, оставшийся без дела. Харис сам не был в состоянии нести свой багаж, поэтому согласился воспользоваться предложенной услугой. Да, куда же идти? Посмотрел в записную книжку и сказал два слова: «Казанлы такиясе». Турок понял и усмехнулся. Туда обычно шли приезжие – бедные люди, в основном шакирды. Это пристанище для приезжих, ночлежный дом был даром одного из казанских купцов. Об этом Харис знал от своего учителя Кашафа, который побывал в Стамбуле.
Долго не спалось нашему шакирду в холодном помещении на каменном полу, где разгуливал январский ветер. На другой день началась тяжелая жизнь скитания на чужбине, и тернистым был путь к знаниям.
- В Стамбуле.
Что же заставило пуститься в эти скитания человека, которому шел двадцатый год? В этом возрасте в татарских деревнях люди создавали семью и занимались тем, что им выпало на долю. Что мог делать сын крестьянина? Выбор был небольшим: хлебопашество, торговля, или, промаявшись лет 15 – 20 в медресе, стать муллой, если тебе повезет.
Все это его не привлекало. С детства тянуло к знаниям, но в ту пору хороших школ не было. В Чистополе было медресе, но учащиеся, потратив многие годы на изучение ислама, познав несколько десяток сур из Корана, выходили из школы, по-существу не освоив даже основ математики и письма. Учебников не было, пользовались арабскими книгами, обычно духовного содержания, случайно попавшим к учителю. Такая участь постигла и Хариса Файзи. «Раскрылись его глаза» поздно.
С пятилетнего возраста остался он сиротой, старший брат Шакирзян был за отца. Ему он был обязан образованием. Шакирзян абзый, убедившись, что от обучения в татарской школе проку нет, устроил Хариса в русскую школу деревни Сауруш Чистопольского уезда. Три года обучения в этой школе оказались намного плодотворнее шестилетнего пребывания в медресе. Он научился читать и писать по-русски, освоил арифметику. И все же знания, приобретенные в начальной школе, были недостаточными. Что же делать дальше? В гимназию не поступишь, упущено время, да и дорога туда крестьянским детям была закрыта. От побывавших в Турции людей он слышал, что в Стамбуле можно получить среднее образование примерно на таком уровне, как в наших гимназиях. Желание его ехать в Турцию брат одобрил.
Однако в Турции поступить в государственную полную среднюю школу тоже было не просто. Для этого надо было иметь средства, законченное начальное образование и рекомендации. Ничего этого у Хариса не было. Поэтому два года пребывания в Стамбуле прошли в упорном труде. Эти годы были самыми тяжелыми в его жизни и прошли в бедности, постоянной нужде и работе над собой, в основном по ночам, так как дневные часы проходили в школе и в поисках средств к существованию.
Еще в деревне он слышал, что один солдат времен русско-турецкой войны, некто Ахметша, попав в плен, остался в Стамбуле и зарабатывал на жизнь извозом. В порту и на других стоянках фаэтонов Харис стал наводить справки об этом человеке, напал на его след и познакомился с ним. Это желание вполне объяснимо. На чужбине, не имея родных и близких друзей, он хотел встретиться с односельчанином. Встреча состоялась. Харис был приглашен в одну из пятниц. Жил Ахметша /Мамед ага/ на окраине города в глинобитном доме. Оказывается, были приглашены и другие гости, люди одного склада и профессии. Гости вели разговор о лошадях, телегах, дороговизне корма и сложности добывания средств к существованию. Он вежливо слушал и начал подумывать, как бы уйти, не обидев этих тружеников. В это время пришел еще один из приглашенных, которого, оказывается, поджидали. Этот человек, Ходжи Ногман афанде, заинтересовал отца, так как в отличие от всех других он был учителем, имел свою школу Рошдия, в которой давалось начальное четырехклассное образование. Харис рассказал ему, почему он очутился в Стамбуле, и с какими трудностями здесь столкнулся. Учитель, бегло проверив знания, обещал устроить его в свою школу. Вскоре он очутился в этой школе. Многие предметы были известны, но были и незнакомые, например грамматика турецкого языка. Поэтому он остался в этой школе до конца учебного года. Там обучались подростки 12 – 13 лет, но среди них были и переростки, каким являлся и Харрис. Здание было неприглядным, далеко от центра, ученики обучались сидя на полу, так как парт не было.
Прошел год, зато приобретено свидетельство, дающее право на сдачу экзаменов для поступления в государственный лицей.
Весной 1894 года из России приехали еще двое желающих поступить в лицей. Этими молодыми людьми были Фатих Каримов и Губайдулла Файзи – Буби. Решили вместе готовиться и сдавать экзамены. К сдаче экзаменов допустили их без особых трудностей, так как у недавно приехавших были протекции. После сдачи экзаменов все трое были зачислены. Наконец открылась возможность по-настоящему учиться, изучать специальные предметы. Однако, надо было платить за обучение и найти место для проживания. Каримов и Бубинский устроились в пансионат, в котором были приличные жилищные условия и питание. Для этого надо было внести 300 лир за год, чем не располагал Харис.
В духовной семинарии было общежитие. Отдельные комнаты занимали преподаватели, к числу которых относился Хасан афанде. Он согласился взять к себе на жительство Хариса с условием, что тот будет у него на услужении. В его обязанности входило: уборка комнаты, покупка и заготовка продуктов, приготовление обеда, два раза в день кипячение самовара, мытье посуды и т.д. За все эти услуги предоставлялось жилье и питание. Отец охотно принял условия, но его рабочий день оказался крайне загружен учебой в лицее и ведением хозяйства. Для подготовки школьных заданий оставалась ночь. Хорошо, что Хасан афанде разрешал до поздней ночи не гасить лампу. Интернат был в ведении духовенства, поэтому от проживающих требовали, чтобы они были одеты соответственно правилам: в джилян и чалму на голове. Этим объясняется, что на фотографии, сделанной в те дни, Харис Файзи в форме учащегося духовной семинарии.
Год прошел в труде и настойчивой учебе. Успешно сданы экзамены. Отмечен за трудолюбие, являлся вторым учеником в классе. Перед роспуском на каникулы неожиданно первых четырех учеников – отличников наградили золотыми часами. Правда, только ободок корпуса часов был позолоченным, а крышки с обеих сторон – стекляными. Но не в этом дело, важно признание трудолюбия и прилежания. Теперь у него появилась уверенность в своих силах и способностях.
Обучаясь во втором и третьем классах, он начинает интересоваться окружающем миром. Знакомится с учеными, писателями, философами. Убеждается в социальном неравенстве народа. Входит в круг общества «Молодые турки», преследуемого полицией. В стране ущемляются элементарные демократические запросы молодежи, свирепствует произвол и насилие. В среде «Молодые турки» он черпает многое о Турции, что нельзя было познать в школе и по учебникам. Расширяется его кругозор, он читает произведения турецких писателей, в том числе и запрещенных, когда это удается, читает и нелегально издаваемую газету «Молодой турок». Он был принят в доме известного писателя Ахмеда Мидхата, несмотря на разницу в возрасте и положении. Там, в кругу друзей писателя, он не только слушает, но и сам рассказывает им о том, как тяжело живется народу в России и как угнетаются малые народности, в частности татары. Его внимательно слушают и наставляют. В то время встречались молодые люди, которые, получив образование в Стамбуле, стремились не возвращаться в Россию, а старались остаться в Турции.
Ахмед Мидхат осуждает таких людей и говорит о чувстве долга и необходимости служения своему народу.
Успешная учеба, познание основ научных дисциплин, знакомство с прогрессивными деятелями Турции окрыляют его. В последующем он будет говорить об этих предпоследних годах жизни в Стамбуле, что они были счастливые в его жизни, несмотря на материальные невзгоды. Однако эти светлые дни продолжались недолго и оборвались они неожиданно. В одну ночь были арестованы сотни людей – приверженцы общества «Молодой турок». Был арестован и Харис Файзи. Никто не интересуется его судьбой, некому приносить передачи. Следствие затянулось на несколько месяцев. Надо было выдержать допросы, уловки следователя, чтобы не наговорить лишнего и не выдать друзей. Через месяц из числа арестованных осталось около 100 узников, остальных выпустили под надзор полиции или на поруки. Наступили самые мрачные дни. Утешало одно, что держался стойко и никого не выдал. Через три с половиной месяца однажды вечером в камеру тюрьмы вошел невзрачный человек и объявил: «За неимением улик его величество Султан Хамид милостиво отнесся к Вам и еще к некоторым лицам, состоявшим под следствием. Вам предоставляется возможность закончить лицей. Его величество дарует по 5 лир каждому освобожденному». На другой день, перед тем, как распахнулись ворота тюрьмы, он увидел, что большую партию арестованных по делу общества «Молодой турок» повели под усиленным конвоем в сторону порта. Потом узнали, что их в трюмах барж отправили на каторжные работы. Этих лиц больше никто не видел, в числе их были и знакомые отца. Дарственные фотографии некоторых из них отец сохранил до конца жизни.
Через год окончено учебное заведение, получен аттестат и похвальный лист. Примечательно, что свидетельство украшают высшие оценки по математике, истории, географии, турецкому и французскому языкам, а также по литературе. С этим аттестатом можно поступить в высшее учебное заведение, но нужны средства, а их нет. Да и поздно уже, в 27 лет трудно на это решиться, хотя были студенты гораздо старше по возрасту. Однако они были из богатых семей и не столько учились, сколько прожигали жизнь и ходили в «вечных» студентах.
- Учительствование в Оренбурге.
В эти дни из Оренбурга Харис получает письмо от миллионера Гани Хусаинова. Его приглашают учителем истории, географии, математики в медресе «Хусаиния». Он дает согласие, просит выслать денег на дорогу.
В октябре 1897 года он входит впервые в класс не учеником, а уже учителем. Месячной зарплаты 37 рублей, едва хватает, чтобы свести концы с концами. Поэтому летом 1899 года едет в Москву на бухгалтерские курсы, чтобы иметь вторую специальность, следовательно, и приработок.
Курсы рассчитаны на 6 месяцев, он просит предоставить ему возможность за эти три месяца завершить эти курсы путем дополнительной, в основном, самостоятельной работы. Упорству и настойчивости по преодолению трудностей первого курсанта – татарина все были удивлены, он сделал то, что никто другой до этого еще не сумел сделать. Харис Файзуллин получил аттестат об окончании бухгалтерских курсов за три месяца. Во время каникул теперь он нанимается работать в качестве бухгалтера.
Тут не излишне написать несколько слов об Ахмеде Хусаинове, на средства которого содержалась медресе в Оренбурге, где занятия проводились по новой программе, в отличие тех медресе, где обучение велось с учетом запросов духовенства, забивая головы молодых людей схоластикой, не способствующей пробуждению мысли. Потому оканчивающие такие медресе не могли решать даже простейшие арифметические задачи, с трудом читали и писали на родном языке и почти ничего не знали по-русски. Так случилось и с молодым Ахмедом, в последующем купцом – миллионером. Будучи богатым, он нанимал служащих для ведения дел, но для этого редко находились толковые грамотные люди. Испытав последствия плохого обучения на себе, он решил, что необходимо открыть и содержать школу в Оренбурге, в которой могли бы по-настоящему обучаться татарские дети и юноши. Из этой школы вышло немало видных деятелей в различных областях общественной жизни. У Ахмед – бая в Нижнем Новгороде была гостиница, которая открывалась, когда там проходили ежегодные знаменитые на всю Россию ярмарки. Доходы от этой гостиницы целиком переводились на содержание медресе в Оренбурге. Поэтому Харис Файзи два года выезжал на лето в Нижний Новгород, работая в качестве бухгалтера этой гостиницы. Тем самым он несколько улучшал свое материальное состояние. К этому времени он был уже женат и имел сына – первенца.
В медресе, где работал отец, было следующее нововведение. Выпускные экзамены обставляли торжественно. В большом зале отводились места для приглашенной публики. За столом сидели экзаменаторы. Учеников вызывали по одному и задавали вопросы, исходя из жизненно-необходимой ситуации, спрашивали по математике, географии, истории, а также проверяли знания по оформлению деловых бумаг, прошений и т.д. Сам бай присутствовал на экзаменах от начала до конца и примечал отличившихся учеников, а также учителей. Деятельность отца, очевидно, ценил, так как давал дополнительный заработок, поручая на лето ведение своих дел.
- Учебники для татарских школ.
Обучая детей, преподаватели испытывали большие трудности из-за отсутствия учебников на татарском языке. Поэтому Харис Файзи начал писать учебники сам. В осенние и зимние вечера он засиживался до глубокой ночи, работая над ними. Много и напряженно он трудился, создавая нужные для школы книги. Первая его книга предназначалась для обучения детей правилам правописания. Она много раз переиздавалась и широко распространилась. Из книг, которые принесли популярность автору, следует отметить учебники по географии, истории, естествознанию. Некоторые из них переиздавались еще в 1919 году. Они были написаны на основе учебников, изданных на русском и турецком языках. Частично были использованы и французские источники. Примечательным является то, что в его книгах наряду с татарскими названиями государств, городов, рек, озер, гор и др. приводятся и в русской транскрипции.
Здесь уместно привести выдержку из письма отсталого представителя духовенства. Письмо было написано из г.Архангельска в 1908 году наставником школы для татарских детей Мухаммет Гарифом /сыном муллы Габдельвали/. Он обращается к мулле деревни Тунтарь /Малмыжского уезда Вятской губернии/ Ишмухамметову и спрашивает: «Целесообразно ли преподавание географии в татарских школах?»
Он сомневается в достоверности вращения земли и луны вокруг солнца, зависимости от этого смены времен суток, месяца и года. Ишмухаммет мулла отвечает: «Эти сведения исходят от астрономов Франции, от них переведены на арабский и турецкий языки. Независимо от этого читающие, сами того не подозревая, перестают быть мусульманами, становятся каферами, так как приведенные данные противоречат святому учению. [1]
Мы сочли уместным привести выдержки из этого письма, чтобы показать, что даже тогда, когда уже издавались нужные для татарских школ учебники по естествознанию, в которых отражены были передовые достижения науки, отсталых воззрений было множество. Могли ли к автору новых учебников спокойно относится представители фанатически настроенного духовенства? К тому же они считали: «Зазнался мужицкий сын, не почитает даже старших по чину, в чалме. Он отказывается от приглашений в меджлис, отговариваясь занятостью».
Вот и следует один донос за другим в полицию и к самому губернатору о том, что Харис Файзуллин выступает и пишет против устоев ислама. Обучение по его системе детей и подростков ведет к непослушанию и даже бунтарству черни. Донесения следуют и в Уфу к самому муфтию. Стычки при встречах с отдельными махровыми представителями духовенства уже ведут к выраженным конфликтам. Однако учебники Хариса Файзи вели не только к обострению взаимоотношений с некоторой частью духовенства, но и способствовали возрастанию известности и авторитета среди прогрессивно настроенного татарского населения. Негласный надзор полиции за ним все же был установлен.
Напряженная работа, проводимая в основном по ночам, оплачивалась незначительно, и в большинстве случаев гонорара вообще не было, издатели ограничивались выдачей автору 25 – 30 экземпляров выпущенной книги.
Моральное удовлетворение, сознание того, что он способствует просвещению подрастающего поколения, служили стимулом для работы.
Прошли пять лет в упорном учительском труде в Оренбурге. Полная зависимость от трех братьев – купцов Хусаиновых, ничтожная зарплата вынудила Х.Файзи покинуть Оренбург в 1902 году. Шел тридцать первый год жизни, пора было подумать о более устойчивом материальном положении.
- Редактор газеты «Эхбар».
Харис Файзи едет в Елабугу, где живет его родной брат Шакирзян.
В Елабуге становится компаньоном брата, содержащего посудный магазин, и начинает заниматься торговлей. Однако вскоре убеждается, что коммерческая деятельность – не его удел. Он по-прежнему интересуется вопросами всеобщего образования и обучения детей. Подтверждением может служить следующее. М.Халиков послал небольшое сообщение в газету «Социалистик Татарстан», а копию его выслал 25 февраля 1971 года Джаудату Файзи. Он писал: «Двадцать четвертого октября 1905 года вышел первый номер «Казан мэхбэре» / «Казанский вестник» /.
Несмотря на то, что газета была либерального направления, в нашу эпоху человеку, интересующемуся, она была архивом – музеем, энциклопедией – историей. Чего только там не было напечатано! В частности, в газете от 24 апреля 1906 года писали: «Большая необходимость школы для обучения детей вынудила Хариса Файзи обратиться к богатеям с просьбой пожертвований для организации школ в Челнах и оплаты труда учителя.
Деньги собраны. За десять рублей в месяц арендовали помещение для класса. По совету Хариса Файзи пригласили учителя Хабибрахмана Забири, известного педагога, автора нескольких учебников для татарских школ. Благодаря инициативе Хариса Файзи и старанию учителя Хабибрахмана, в этой начальной школе в течение зимы обучались 22 ученика. Присутствующие на экзамене согласились с предложением зачинателей построить к следующему учебному году специальное здание для школы. [2]
В этом же году /1906/ Харис Файзи получает приглашение работать в редакции газеты «Казан мэхбире» в Казани. Однако, проработав несколько месяцев, он уходит в связи с объединением этого издания с газетой клерикальной организации «Баянелхак».
В 1907 году организуется «Иттифак». В этот союз вошли разные прослойки общества того периода. Они получили разрешение властей на издание газеты «Эхбар». Редактором был утвержден Харис Файзи. Замыслы редактора были направлены на улучшение просвещения – ознакомление населения с достижениями литературы и науки.
Не случайным было участие в газете: Г.Тукая, Г.Ибрагимова, Н.Думави, М.Гафури, З.Башири и других прозаиков и поэтов. Однако замыслы редактора были осуществлены только частично. Основное направление газеты все же было коммерческим, так как фактическими хозяевами были баи. Выпуск каждого номера давался с трудом ввиду разногласий в издательстве, а также из-за надзора и запретов цензора. В работе нередко возникали препятствия и ограничения, связанные с нападками духовенства. Опишем дело, которое нашло широкий отклик общественности в 1907 году. Малмыжское земство на нужды просвещения отпустило тысячу рублей. Отдел образования земства из этой суммы девятьсот рублей выделил для приобретения учебников для школ, остальные деньги пошли на пополнение фонда библиотеки земства.
Вскоре книги были закуплены в Казани и распределены по школам.
Муллы и учителя начали ими пользоваться. Однако некоторые сомневались в достоинстве этих учебников. Они запросили своего духовного отца Ишми ишана [3] Динмухаммедова, как им быть.
Такими сомневающимися оказались в свое время окончившие в деревне Тунтар медресе самого ишана. Последний, страждующий «за чистоту ислама», собрал обратившихся к нему и сказал: «Книгами, розданными земством, пользоваться нельзя, так как они приведут к крещению детей, которые обучаются по этим книгам. Если не верите моему слову, сами убедитесь. Книги, изданы кафирем Харитоновым[4], на обложке книг имеются изображения медалей, на которых помечены кресты».
Мулла Хабиб при обучении детей в школе начал пользоваться новыми книгами. Там, по науськиванию приспешников Ишми ишана после службы в мечети прихожане подняли шум. Не вняв разъяснениям муллы, взбудоражились и избили своего пастыря. В другой деревне фанатики, также введенные в заблуждение, во время проповеди муллы Ахмеда Сафа прервали его, стали обвинять в измене исламу и в состоянии возбуждения нанесли ему телесные повреждения. Мулла этот был пожилым человеком, он нес службу в этой деревне более тридцати лет. Волнения по той же причине происходили и в других деревнях Малмыжского уезда.
Пострадавшие лица культа подали в суд на сельчан, от рук которых они пострадали.
Малмыжский волостной суд осудил пятерых крестьян на месячное тюремное заключение. Все же волнения в деревнях продолжались и после этого.
Неблаговидные деяния основного виновника событий Ишми ишана стали известны не только в Малмыжском уезде, но далеко за его пределами. Эти события взволновали прогрессивных деятелей того времени. В газете «Эхбар» № 28 за 1908 год, редактируемой Харисом Файзи, появилась статья о событиях в Малмыжском уезде, возникших по вине Ишми ишана Динмухаммедова. Авторитет Ишми был подорван.
Он неистовал. Ему на помощь пришел купец Ишмуратов, окончивший в свое время его медресе. По его инициативе был приглашен адвокат Перов, который возбудил судебное дело по иску Ишми ишана к газете «Эхбар», следовательно, к его редактору Харису Файзи. В это время Харис уже находился в Оренбурге, так как Казанским губернатором редакция «Эхбар» была распущена за выпады против правительства.[5] Тем не менее, окружной суд состоялся. Защитником обвиняемой стороны был известный адвокат Бат. Свидетелями на суде были крестьяне деревень, в которых разыгрывались события. Суд счел нужным обратиться за экспертизой к Казанскому профессору востоковеду Катееву. Ему были предоставлены экземпляры книг, по которым началось преподавание в школах. Профессор Катеев дал заключение, что книги, представленные ему на экспертизу, являются учебниками для начальных школ, они написаны на уровне познаний времени. В них не содержатся сведения о вероисповедании, тем более нет ни слова о крещении детей или взрослых. Суд опровергнул обвинение, выдвинутое против редактора. Харис Файзи был признан невиновным.
Отголоски этой неприглядной истории еще долгое время звучали на страницах газет. Так, например, в Оренбургской газете «Время» / «Вакыт»/ от 15 мая 1910 года появилась большая статья о неблаговидных поступках И.Динмухаммедова под названием «Суд над газетой по иску Ишмухаммеда муллы из Тунтара». Почти год спустя газета, издаваемая в Казани «Звезда» / «Юлдыз»/ 24 февраля 1911 года выпустила статью «Что делает Ишми».
Деяния мракобеса, нанесшего немало вреда прогрессивному развитию татарского народа, закончились только после Октябрьской революции.
Лишившись должности, не имея твердого заработка, Харис Файзи вновь идет с поклоном к баям Хусаиновым и вынужден принять предложение ехать бухгалтером фирмы Хусаиновых в Оренбург. В 1909 году он опять очутился в том городе, в котором начинал свою трудовую деятельность. Днем работает в конторе, а любимой творческой деятельностью продолжает заниматься дома по вечерам. Через несколько лет он получает повышение по должности, это улучшает материальное положение, но и запросы семьи возрастают. Сыновья Махмуд-Акрам /1904/ и Мидхат /1908/ родились в Казани. В Оренбурге рождаются сыновья Джаудат /1910/, Шаукат /1911/ и Акрам /1915/.
- Воспитание детей.
Отец всегда был очень занят, уходил на работу рано. Просыпаясь, мы его уже не заставали, возвращался же он поздно. По пятницам он не работал, бывал с нами, по четвергам вечерние часы тоже принадлежали детям. Эти часы для нас были праздничными. Он смотрел дневники, проверял выполнение заданных уроков и объяснял непонятное. Мы любили его, уважали и побаивались в то же время. Особой ласки мы от него не видели, но не было и нудных назиданий, и наставлений. Воспитание детей было основано на личном примере отношения к труду, к людям и доверии к сыновьям. Нас за проступки не наказывали, не применяли физическое наказание. Однако ошибки и непозволительные шалости не оставались незамеченными, он терпеливо объяснял, к чему могут привести наши поступки. Но несколько случаев его гнева мы испытали на себе. Мне было 10 лет, когда с приезжим родственником, старше меня лет на семь, мы пошли на вечерний сеанс кинематографа. Мама знала, куда мы ушли, но у отца я не отпрашивался, так как его не было дома. В кинематографе шла картина с участием Веры Холодной. Впервые я «прозрел» и понял суть картины. До этого меня интересовали движение людей и зверей на экране, некоторые смешные ситуации, но я не вникал в сюжет. Картин специально для детей тогда не было. На этот раз я понял содержание постановки. Сюжет сводился к тому, что один вдовый господин ухаживал за молодой дамой, а за отцом ревниво следил сын – гимназист, огорчая отца. Я был горд, что понял содержание фильма, может быть впервые, почувствовал себя повзрослевшим. В приподнятом настроении я вернулся домой в сопровождении родственника часов в девять вечера. Дверь отпер отец и строго спросил, где я пропадал?
Я ответил, что был в кинематографе. Он без лишних слов нанес пощечину. Я опешил. Не столько от боли, сколько от обиды. Я долго плакал, не понимая, почему отец наградил меня оплеухой.
Второй случай гнева отца испытал Джаудат в пятнадцатилетнем возрасте. Об этом я писал ранее…
Мы еще не умели читать, когда отец начал дарить нам книги. Мы рассматривали рисунки и с нетерпением ждали пятницы, когда отец прочитает и разъяснит содержание приобретенной книги. Это вызывало у нас интерес к книгам, и мы довольно рано научились читать.
В одиннадцатилетнем возрасте умер от дифтерита наш старший брат. Родители глубоко переживали это несчастье – потерю сына. После этого отец как-то мягче и более внимательно стал относиться к нам.
- Чудом сохранившееся письмо.
О симпатии Хариса Файзи к революционным деятелям говорит одно письмо. Оно было отправлено известному представителю татарского народа и революционному деятелю Исхаку Мустафовичу Казакову.
Исхак и его жена Нафиса учительствовали в городе Тетюши Казанской губернии и оба были связаны с большевиками Казани, участвовали в распространении революционных идей среди учащейся молодежи и населения.
Отношения Мулланура Вахитова с этой семьей были близкими. Дело в том, что мать Мулланура, Эмегульсум, была родной сестрой Исхака.
Двенадцатого июня 1911 года Исхак был заключен в Тетюшскую тюрьму, а затем выслан, что видно из предписания Казанского губернатора за № 1229 от 19 января 1912 года. «… изобличенных в распространении среди учащихся вверенного им училища панисламизма учителей двухклассного русско – татарского училища подчинить гласному надзору полиции и выслать за пределы Казанской губернии на два года каждого».
Из дела Казанского жандармского управления было видно: «Переписка в порядке положения об охране, о выяснении степени политической благонадежности учителей Исхака Мустафовича Казакова и других. Начато 3 июня 1911 года, окончено 17 апреля 1912 года».
Сверху подпись «Хранить 45 лет».
Оставшись без дела и средств к существованию, Исхак Казаков обратился с письмом к Харису Файзи, спрашивая его, не сможет ли он содействовать в устройстве на службу в Оренбурге.
Харис Файзи ответил ему в Симбирск (где в то время находились Казаковы) пространным письмом от 26 марта 1913 года, которое до некоторой степени дает представление о той «атмосфере», которая была в то время в Оренбурге. В свое время оно, несомненно, будет опубликовано, но сейчас мы ограничимся вольным пересказом письма в значительно сокращенном виде. Отметим все же, что письмо написано с большой теплотой и сердечностью.
Дорогой друг, Исхак афанде! Узнав, что Вы на свободе, я искренне обрадовался, так как люблю Вас и уважаю. Поэтому очень хотелось бы помочь Вам. Как только получил Ваше письмо от 13 марта, я стал думать, что же можно было предпринять и предложить Вам. Вы сообщили, что написали письмо непосредственно к Хусаин – хаджи /купцу Хусаинову/ и я думал, что он заговорит о Вас. Однако он молчал, тогда я сам обратился к нему с вопросом: получил ли он письмо от Вас? Он ответил: «Получил, но все еще недосуг посмотреть, ношу в кармане и при случае прочитаю».
Тогда я сказал ему, что Вы могли бы быть очень полезным человеком для фирмы, например, будучи зачисленным в книжный магазин или в подсобное хозяйство. Мои предложения насчет Вас братьями Хусаиновыми /Хусаином и Шарафутдином/ были отклонены. Однако я еще не теряю надежду. Возможно, смогу Вас устроить в имение Тафтиляу. Там в этом году открыли санаторий для лечения кумысом туберкулезных больных. Естественно, намного расширилось и хозяйство. Туда нужен энергичный, предприимчивый человек. Я думаю, что это Вас вполне устроило бы. Связь с городом и Тафтиляу налажена, даже имеется телефон. Извещайте меня о месте своего пребывания. Нам надо бы встретиться и поговорить. С уважением, Харис Файзи.[6]
Казаковы недолго пробыли в Оренбурге. Он был мобилизован в действующую армию, на фронте активно включился в революционную деятельность. Исхак и Нафиса Казаковы принимали участие в гражданской войне и строительстве новой жизни. В 1918 году оба вступили в большевистскую партию.
Связь наших семей обрывается до встречи друзей в 1924 году в Казани. Переезд Хариса Файзи с семьей в Казань и трудоустройство отца было, несомненно, не без влияния И.Казакова. В это время он являлся заместителем ТатЦИКа.
Представляет интерес и следующий эпизод. Харис Файзи не был знаком с Муллануром Вахитовым, но прославленный революционер, очевидно, знал о нем. Это видно из следующего факта. По сообщению двоюродного брата Мулланура Вахитова, Султана Саинова седьмого августа 1918 года к нему пришел студент Баксюк и сообщил ему, что на Левой Булачной улице[7] ожидает его Мулланур. Около двух часов дня родственники встретились. М.Вахитов просит у брата его паспорт. Султан уходит домой. У него находились незаполненные бланки учительской семинарии. Один из бланков он оформляет на имя учителя Хариса Файзуллина и вновь отправляется на встречу и это удостоверение вручает Муллануру Вахитову. Султан не решается дать Муллануру свой паспорт, так как многие знают его лично. Вахитов носит удостоверение на имя Хариса Файзуллина с 7 по 19 августа 1918 года, то есть до дня расстрела. [8]
По утверждению деятеля здравоохранения, видного Оренбургского врача Н.Н.Даркшевича, отец с 1910 по 1914 год активно работал членом президиума Оренбургского отдела Лиги борьбы с туберкулезом. Почти в эти же годы состоял членом правления оказания помощи учащимся, действительно оказывал поддержку наиболее способным, материально нуждающимся. В основном это были ученики медресе «Хусаиния», но помощь оказывалась и иногородним. Например, по настоянию отца фирма Хусаиновых оказывала помощь студенту медицинского факультета Казанского университета Фатыху Мухамедьярову, который в последующем стал первым народным комиссаром здравоохранения Татарской автономной социалистической республики, а потом известным профессором, заведующим кафедрой социальной гигиены Казанского медицинского института.
- Годы после революции.
Революционные события докатились и до Оренбурга. В марте 1917 года состоялись выборы в Оренбургский совет рабочих и солдатских депутатов.
Окончательное установление власти произошло в январе 1919 года.
Харис Файзи активно участвовал в сдаче домов, имений, заводов и капиталовложений Хусаиновых новой власти Советов. Он освободился от деятельности в фирме в июне 1919 года. Миссию сдачи движимого и недвижимого имущества миллионеров он выполнил быстро и добросовестно.
После ликвидации фирмы, до октября 1924 года, Х.Файзи работал в различных Советских учреждениях. Он не отказывался и от общественной деятельности, например, участвовал в ликвидации неграмотности по поручению ГУБОНО. Такого же рода работу он проводил и до революции.
В июне 1924 года отец приехал в Казань, встревоженный моим заболеванием, и для выяснения возможностей своего трудоустройства.
Он сопровождал меня в поликлинику «Красный крест». Это было часов в 11 утра. Мы повернули с улицы Жуковского на Большую Красную и у первого же дома нижнего этажа увидели человека, сидящего в ресле, у раскрытого окна. Его лицо привлекало внимание, он смотрел через толстые стекла очков, поэтому глаза казались большими, и что-то особенное было в его облике. Дойдя до следующего дома, отец остановился и сказал: «Этот человек напоминает мне Фатиха Амирхана».
Я знал его книгу «Фаткулла Хазрат», которой мы зачитывались. Поэтому также проявил интерес к этому человеку. Повернулись, подошли к нему и отец, поздоровавшись, сказал: «Если не ошибаюсь, Вы – Фатих Амирхан»? Отец назвался, тогда литератор оживился и выговорил с некоторым затруднением: «Не мудрено, что не узнали, мы так давно не виделись, Харис Афанде, пожалуй, с тех пор, как Вы перестали редактировать газету «Эхбар». Нас пригласили войти. Мы вошли, он уже успел в своем кресле на колесах развернуться лицом к выходу. Они еще раз поздоровались, я был представлен как старший сын. Я сидел, смотрел на писателя, а они беседовали минут тридцать. Говорил больше отец. Фатиху Амирхану, очевидно, слова давались трудно из-за болезни. Когда мы прощались, он приглашал отца еще заходить, но этому уже не было суждено сбыться.
В 1923 и 1924 годах Ф.Амирхан еще понемногу работал. Так, например, 7 декабря 1923 года Мирхайдар Файзи читает рецензию на свою пьесу «Кызыл йолдыз» /«Красная звезда»/, написанную Фатихом Амирханом. Рецензия не исключает, что пьеса может быть удостоена третьей премии, /а не первой и второй/, так как одним из недостатков ее является то, что главный герой пьесы Хэй представлен как доброжелатель, а не активный деятель.
В квартире Фатиха Амирхана второй раз мне пришлось быть, когда провожали литератора в последний путь. Это было в 1926 году. Мы тогда жили в доме Тагировых на углу улиц Татарстан и Тукаевской. В это печальное утро отец нам сказал, что сегодня будем провожать усопшего адипа /литератора/ Фатиха Амирхана и спросил нас, сможем ли мы сделать хотя бы несколько фотоснимков по ходу похоронной процессии. Мы ответили, что можно попытаться. Дело в том, что аппарат у нас был плохонький с малочувствительными стеклянными пластинками в кассетах.
Поэтому трудно было рассчитывать на хорошие снимки. Мы с Джаудатом пошли к квартире писателя, отец же хотел встретить траурное шествие у нашего дома и идти со всеми вместе до татарского кладбища, что он и сделал. Я принимал участие при выносе тела литератора из его квартиры, а Джаудат сделал первый кадр у дома, а затем еще несколько снимков по ходу траурного шествия.
Провожающих было так много, что они заполняли улицу, приостанавливая уличное движение. Много людей стояло на балконах, у окон, а молодежь сидела на воротах, заборах и даже на крышах.
Некоторые фотографии Джаудата удались, хотя качество их было невысоким и со временем они поблекли, но до последних дней хранились в его альбоме.
В сентябре 1924 года наша семья переехала в столицу Татарии, так как настало время думать о продолжении образования сыновей. Сам отец стал работать кассиром в комбинате печати. На этой должности в системе книжного издательства он находился до последних дней своей жизни.
Работа была нелегкой, отнимала много времени, сил и здоровья.
В последние годы его жизни Татиздат располагался на нижнем этаже дома Советов /здание 2-го пассажа/ напротив центрального почтамта, на улице Ленина /бывшая Воскресенской/. Для кассы был отгорожен темный и сырой угол. Этот закоулок никогда не вентилировался и не имел естественного света. Обедал отец не дома, приходил с работы крайне утомленный. В мае 1929 года он перенес тяжелую операцию – резекцию желудка по поводу язвы. В это время Джаудат работал учителем в деревне Иша Сергачевской области. Вот, что писал ему отец в последние дни апреля 1929 года перед операцией. «Если подошла смерть и меня не увидишь, то поклонись моему праху и не осуждай. Завещаю тебе обязательно поступить в Вуз, если не в этом году, то в следующем. Если своим призванием считаешь учительство, должен закончить Восточный педагогический институт.
В своей жизни я не искал легких путей, чужого не брал. Несмотря на это, голодным и нищим не был, добивался всего своим трудом. Детям моим завещаю так же не зариться на чужое, тем более на то, что принадлежит народу».
Операцию он перенес, начал работать, но и после этого себя не щадил. Приведем выписку из его дневника от конца августа 1930 года.
«28 августа. День был тяжелым, выдавал гонорар после двухкратного хождения в Госбанк за деньгами.
Рабочий день закончился, я захлопнул окошечко и начал приводить в порядок кассовую книгу за истекший день. Наконец, вложил книгу в сейф, закрыл и собрался уходить. В это время к кассе подошли поэты Такташ и Туфан. Они стали просить о выплате гонорара за напечатанные в журнале «Атака» стихи. Я сказал: «Придете завтра, касса уже закрыта». Они стали настаивать на своем. Я разнервничался, достал ключи от сейфа и открыл его, но неосознанно ключ вынул из замочной скважины и положил его внутрь сейфа. Выплатил гонорар назойливым поэтам, после них нужно было внести вновь поправку в кассовую книгу. Книги и остатки денег вложил в сейф и закрыл дверцу, автоматически сработал затвор.
Только тут я понял свою оплошность, ключи остались внутри сейфа. В это время никого в конторе не было, я же ушел только в шестом часу, почувствовав щемящую боль в области сердца, в крайне огорченном состоянии, с чувством обиды на поэтов. Ночь провел неспокойно и ушел раньше времени на работу».
Слесаря три дня не могли открыть сейф. В эти дни отец не знал покоя, похудел и осунулся.
Я привел только один эпизод из его жизни. До этого, еще в 1926 году, у отца было не менее крупное потрясение, связанное с его работой кассиром.
Однако его работа приносила и радость общения с людьми, имеющими прямое отношение к творческой деятельности в Татарии. Он часто встречался с писателями, журналистами, поэтами, работниками искусства и ученами. Хотя эти встречи были короткими, но, тем не менее, он успевал перекинуться несколькими словами, знал, кто над чем работает и кто что завершает.
Если мы собирались за обеденным столом, что, к сожалению, было не часто, он охотно делился своими впечатлениями о встречах.
Когда его спросили, какой день был для него самым приятным из проведенных за кассой издательства, он ненадолго задумался и сказал: «Тот, когда я выплатил гонорар своему сыну Джаудату».
Это было 16 февраля 1930 года. За три дня до этого Джаудат вернулся радостным и сообщил, что по распоряжению Фархи Ахмедова составили договор на издание пьесы «Шестипалый» /«Алты бармак»/ на два печатных листа по 75 рублей за лист.
В связи с этим кассир Татиздата Харис Файзи выдал аванс 90 рублей в счет гонорара сыну Джаудату Файзи.
После утомительного дня, немного отдохнув после обеда, отец садился за письменный стол и засиживался до поздней ночи. За 1925 – 1932 годы он перевел с русского на татарский немало брошюр по научно -популярной, познавательной и политической литературе.
- Прощание.
Напряженная работа изматывала его силы. Он мало бывал на воздухе и по 8 часов сидел в упомянутом закутке – кассе. Все это привело к развитию туберкулеза легких. Мы, занятые своими делами и увлечениями молодости, не заметили своевременно резкого ухудшения его здоровья, а ведь он нуждался в отдыхе, в заботе и лечении. В оправдание теперь только можно сказать, что эти годы для его сыновей тоже были нелегкими. Они были годами их становления. Все три его сына учились, совмещая учебу с работой, а отцу становилось все хуже. Заболевание прогрессировало, несмотря на стационарное лечение в противотуберкулезном институте и пребывания в санатории «Каменка».
В июне 1933 года болезнь еще осложнилась с переходом процесса на голосовые связки гортани. Он слег и уже не вставал.
В эти дни я был занят сдачей последних выпускных экзаменов, заканчивал медицинский институт. Через несколько дней, я известил отца, что получил диплом врача.
«Я доволен Вами… Счастлив, что ты стал врачом», — сказал он.
Нетрудно было догадаться – он был счастлив, что сыновья получили высшее образование. Джаудат, к тому времени окончив юридический факультет, работал уже на должности ассистента кафедры советского права. Младший сын Шаукат заканчивал энергетический институт в Иваново. Его желание дать сыновьям высшее образование осуществилось.
Через несколько минут он раскрыл глаза и сказал шепотом:
— Поздравляю… где Джаудат? Пусть зайдет.
— Джаудата нет, его вызвали на работу.
После сделанной мной инъекции он заснул.
Шестого июня мы с женой пришли рано к родителям, чтобы прощаться.
Дело в том, что Наркомздрав настаивал на нашем выезде в Ципьинскую больницу Балтасинского района республики. Срочность выезда была обусловлена тем, что надо было принять дела в больнице и подготовиться к оказанию помощи населению деревень в связи с уборочной кампанией.
Я подошел к кровати больного и понял, что отцу стало очень плохо.
Я торопливо стал вводить кофеин, камфару. Однако сердечная деятельность падала. Я, держа его за руку, спросил:
— Узнаешь ли меня, папа?
Он, пошевелил пальцами и слегка пожав мою руку, чуть раскрыл глаза и сказал последние слова:
— Не забывайте мать.
Вскоре он стал биться в предсмертной судороге, веки раскрылись, зрачки расширились, и он затих навсегда.
Я закрыл веки и сложил его руки на груди.
Файзуллин Харис Зарифович /Харис Файзи Чистапули/
родился 6 сентября 1871 года в деревне Шахмай Чистопольского уезда Казанской губернии. Он почти всю трудовую деятельность посвятил просвещению татарского народа: учительствуя, создавая учебники, занимаясь переводами с русского на татарский, научной, общественно-политической литературой и работая на поприще журналистики.
Девятого июля 1933 года его провожали в последний путь родные, друзья, сослуживцы, ученики и почитатели. Провожающих было так много, что на улице Большой Грузинской /ныне Карла Маркса/ временами приостанавливалось движение транспорта. Хоронили его на братском кладбище. Его могила располагается в одном ряду с могилами Галиаскара Камала и Хади Такташа.
[1] Заимствовано из брошюры Х.Хисматуллина – «Шигабутдин Марджани». Таткнигоиздат 1968 год.
[2] Вольный перевод автора.
[3] Ишан – глава религиозной секты, имеющей своих приверженцев.
[4] Харитонов. Имеется в ввиду издательство Харитонова в Казани. Кафир – богоотступник, неправоверный.
[5] Первый номер газеты вышел 10 декабря 1907 года. Всего выпустили 84 номера. 27 июля 1908 года издание «Эхбар» было прекращено.
[6] Полный текст письма Х.Файзи к И.Казакову хранится в Фондах Национального музея РТ.
[7] В шестидесятых годах там был молочный завод.
[8] История удостоверения на имя Х.Файзуллина заимствована из книги Р.Нафигова /Таткнигоиздат, 1961 год/. Об этом напечатана также статья в газете /«Яшь Ленинче»/ 1968 год от 17 августа. Автором был художник Хаджи Мурат Казаков. Он об этом эпизоде рассказывал мне лично.
Пока нет комментариев